Feb. 12th, 2010
Лето одного дождя
Feb. 12th, 2010 02:01 pmКаждое новое утро начиналось одинаково. Дождь моросил нудно и однообразно уже вторую неделю. Низкие слоистые облака в небе лишь на короткое мгновение разрывались, открывая за собой чистое голубое небо, а потом снова смыкались, превращаясь в непроницаемую пелену, уносясь рваными лохмотьями куда-то далеко за горизонт.
Деревья странно качались в упругих струях ветра, сгибавшего ветви и отрывавшего листья. Тяжелое ощущение всеобщего увядания в то самое время, когда все должно буйно расти, цвести, давать плоды, чтобы продолжить себя в следующем поколении.
Ворона, мокрая и ободранная, села на перекладину забора и что-то громко крикнула. Потом важно прошагала по забору и сорвалась с него вниз, к десятку своих сородичей, старательно ковырявшихся в траве. Мелкие капли, почти водяная пыль, какая часто бывает на водопадах, сыпались с неба на землю.
Еще утром бывал туман. Плотный, сероватый, липкий и холодный. Он появлялся еще ночью, когда становилось холоднее. Интересно смотреть на фонарь, постоянно горящий на улице. Если туман достаточно плотен, то свет от фонаря расходится конусом, подкрашивая сам туман голубоватым. А еще, если присмотреться, то можно заметить, как мелкие капли пляшут в воздухе. Иногда в этом тумане скользнет какая-нибудь мошка. Промелькнет и исчезнет в темноте, границу которой четко отделяет фонарь. Холодно и сыро.
Сырость повсюду, везде, в каждом уголке, в каждом вздохе, в каждой секунде. Холодная сырость. Неприятная. Покрывая все вокруг, эта сырость делает блестящими деревья, стены домов, покрытых краской, гравий на дорожке, траву. Когда травинки уже не могут удерживать эту сырость, она стекает каплями обыкновенной воды. Если сейчас провести рукой по траве, то станет неприятно. Озноб пробежит по телу.
Вот где-то оторвался от ветки лист. Блестящий лист. Он покружился в воздухе, влекомый порывом ветра, и стал медленно, плавно опускаться в мокрую траву, где уже лежат сотни таких же, как он. Лист еще совсем зеленый, даже не тронутый желтизной, а уже оторвался и уже лежит на земле, где для него есть только один путь - медленно преть и истлевать, пока весной, когда сойдет снег, от него не останется только скелетик жилок. А те, что остались висеть, тоже рано или поздно упадут друг за другом в траву, вместе с которой сопреют, дав пищу многим тысячам живых организмов.
По стеклу поползла малявка. Какой-то жучок, если присмотреться. Вот он доползает до щели между рамами и пропадает в ней. Если он сможет найти дорогу, то через некоторое время окажется по ту сторону дома, в другом мире. Кто знает, может для жука это будет целая новая Вселенная, ему до сих пор не знакомая.
Лампа на столе бросает свет на стол, стул рядом с ним. Тени скрывают почти всю комнату, за исключением спинок кроватей. Потолок тоже скрыт тенью от абажура лампы. В комнате прохладно. Прохладно, но сухо. Сырость пока еще не добралась сюда. Окно выходит точно на то место улицы, которое освещается фонарем, так что, если выключить лампу, то свет фонаря раскрасит комнату совсем необычно. Появятся длинные, абсолютно черные тени, белый пододеяльник на кровати станет синеватым, самые дальние углы комнаты перестанут быть видимыми. Немного жутковато, а поэтому лампу лучше не выключать. Пусть горит, ведь до восхода солнца остается всего пара часов. Пара коротких часов, которые сейчас потянутся медленно и уныло, меняя одну свою долгую минуту, на другую, быструю поначалу, но потом замедляющуюся и почти неподвижную. Так каждая следующая минута врывается в комнату, потом теряется где-то в ее углах, едва выбирается и нехотя уползает прочь, на улицу, на холод и сырость, где время течет совсем иначе.
Тяжелая капля упала на подоконник, наполнив тишину тяжелым металлическим звоном. За ней следующая. Вскоре дождь забарабанил частой неровной дробью. Дождь, настоящий дождь. Первый за это лето. Первый настоящий дождь. Только почему-то ночью и незаметно. Можно выйти на улицу, подставить ладонь и почувствовать, как холодная влага скапливается в руке, начинает стекать с нее. Вода из желобка на крыше падает упругой струей, размывая песок, которым вчера присыпали камни у крыльца. В темноте этого не видно. Слышно только шуршание песка.
Наверное, никто в такую ночь не рискнет выйти на улицу и пройтись по мокрой, заросшей травой дорожке. Холодно. Ночью холодно ходить по сырой траве.
Если повезет, то ближе к середине ночи в небе появятся просветы между облаками. Ненадолго, на несколько секунд, но в этих просветах можно будет увидеть вколоченные в небосвод звезды. Их так много! Летние ночи особенны тем, что очень темные, буквально черные. Темно становится быстро. Звезды буквально пробивают внезапно потемневшее небо тонкими старыми лучиками. Они так далеко...
Но, если низкие дождевые облака так и будут течь сплошной пеленой, никаких звезд увидеть будет невозможно. Луна сегодня закрыта полностью. Только бледное свечение в том месте неба, где она могла бы сейчас сиять холодным светом.
Время совсем остановилось здесь, на крыльце дома. Кажется, что если сейчас взмахнуть рукой, то капли дождя зависнут в воздухе, замрут на своих местах, где могли бы покоится всегда. Тогда окажется, что никакого движения нет, все замерло и затихло. Тогда уже не будет слышно мерного стука по камням, карнизам, стеклам. Замрут на своих местах мелкие мошки, столпившиеся под крышей крыльца и хорошо видимые в случайном свете фонаря. Свет тоже остановится, в глазах останется отпечаток последнего момента, который удалось увидеть до того, как время исчезло. Останется навсегда, до тех пор, пока снова не потечет каплями, сливаясь в мощные ручьи и реки, время. Пока снова не застучат капли, не упадут на ладони и лицо. До тех пор, пока жук не найдет дорогу и не вырвется на свободу, в совершенно новый мир.
Секунда остановилась в своем непрерывном движении, немного потянулась, дразня своей короткой бесконечностью, и пропала. Исчезла. Ее не стало. Не стало, пока на ее смену не придет новая. Секунда прошла, а на горизонте уже разгоралась ярким огнем заря нового дня. Нового дня, в котором уже не будет лета, не будет дождя. И небо у края восхода было удивительно чистым...
При этом нужно предположить, что сам я каким-то чудом избежал этой участи и мое тело является единственным телом Вселенной, внутри которого время все еще течет. Если так, то имеет место следующее:
2. Тихо, нет ни децибелла звука, даже шума. Опять же по мере движения появится ощущение дискомфорта, страха, а потом панического ужаса. Я не могу двигаться со скоростью, даже близкой к скорости звука. Поэтому длинна волны станет огромной, а частота едва ли превысил несколько герц. А это ближе к инфразвуку. Но даже его получить будет крайне сложно.
3. Начнется перегревание тела, так как окружающие молекулы газов воздуха не движутся, а потому не сталкиваются с телом и не отнимают у него энергию. За несколько минут температура тела должна вырасти до 42 - 43 градусов. Тогда организм впадет в необратимую кому.
4. Еще раньше должна наступить асфиксия, так как ни одна молекула кислорода не может попасть в легкие, чтобы связаться с гемоглобином и достичь клетки. Я нахожусь в безвоздушном пространстве.
5. Имеющийся в крови азот станет выделяться в виде пузырьков. Давление снаружи равно нулю, как только объем тела изменится на ничтожную величину, сразу навалится непреодолимаю тяжесть воздуха. Ведь нет времени, а потому я не могу сдвинуть молекулы газа, они строго неподвижны. Поэтому азот бует вынужден снова раствориться в крови. Хотя бы кессонная болезнь мне не грозит.
6. Собственно, вокруг меня абсолютный нуль температуры, ибо нет движения частиц.
Парадокс: я нахожусь в безвоздушном пространстве, но не могу сделать и шагу, так как среда вокруг меня имеет абсолютную плотность. Не смотря на то, что вокруг меня абсолютный нуль, мое тело перегревается. Это простая модель ситуации. Не претендую на абсолютную достоверность, но все же.
Что скажут теоретики?