Кто рисовал? Какой-то бес, который жил всего чуток.

Естественно, не сам «Калейнар», а желтый фаленопсис. Но картинка одновременно мягкая и резкая. Каким образом сочетаются эти противоположные характеристики в одном объективе, мне не совсем ясно.

Кроме вот этих кипарисов в Сукко делать и нечего. Дойти до озера можно пешком от остановки автобуса, а не брать тур на внедорожниках. Само озеро обходится за час пешком.

Найден в значительном количестве (только цветущих – около 30 штук и еще множество нецветущих в траве) прямо на обочине дороги.
Растет вперемежку с пальчатокоренником мясокрасным, который, в общем-то, весьма обычен по всей области. На днях мясокрасный был найден едва ли не у дома, в десятке минут ходьбы.

Вид не редкий, но это же орхидеи.









Борисычу: там эта популяция прекрасно живет уже не первый год. Я ее с 2006 года посещаю.

P.S. Борисычу... я завтра, если что, флешку на кафедре тогда оставлю. Ок?

Некоторые мои знакомые говорят, что мне нужно работать в школе. Возможно. Преподавать биологию или химию. Тоже возможно. Преподавать с интересом и увлечением. Вероятно. Однако я не работаю в школе, не учу детей ни химии, ни биологии. И дело вовсе не в оплате этого труда. Точнее, оплата труда учителя для меня не является решающим фактором. А что же тогда является?
Кто читал цикл «Полдень. XXII век» Аркадия и Бориса Стругацких, тот, вероятно, помнит, что воспитанием человека в мире Полудня – отдельная тема. Детей воспитывают профессиональные Учителя, работа Учителя является трудной и почётной, к ней допускают только специально отобранных людей. Ошибка Учителя является одной из самых серьезных и отношение к ней соответствующее. Однако Стругацкие задают тон всей профессии учителя, каким он и должен быть.
Современная школа, а, точнее, современная педагогика (нужно написать это слово в кавычках) переступила через некоторую черту, за которой заканчивается разум и начинаются эмоции. Поддержанный тренд на так называемую гуманизацию образования завел педагогическую науку слишком далеко и не туда. В извечном вопросе о том, чем же является педагогика – наукой или искусством – уже давно не стоит даже приниматься искать решения существующих и будущих проблем образования. Педагогика стала ни тем, ни другим. И, если раньше она была средством решения проблем, связанных с передачей знаний и воспитания полноценного человека, то сегодня педагогика выполняет совсем другую задачу.
Задача эта состоит в следовании интересам ребенка. Хотя, нет. Звучит это точно также, как и звучало сто лет назад: формирование полноценной, гармонично развитой личности, социализацию человека (через передачу опыта, знаний, формирование у него определенных поведенческих паттернов) и так далее. В общем, ничего в формулировке не изменилось. Но средства достижения и пути, по которым пошли вынужденно или добровольно современные педагоги, повернули на сто восемьдесят градусов. Задача следования интересам изменилась. Теперь педагог должен следовать интересам ребенка.
Стругацкие видели другой идеальны мир, в котором педагогика служит интересам общества. Иначе найдите мне хотя бы одну причину, по которой необходимо воспитывать всесторонне развитую личность, если она потом будет бесполезна для общества? Эту проблему, в общем, достаточно легко решить. Воспитанный в нужной системе ценностей, прививаемых постепенно и правильно, человек со временем сумеет найти свое место в обществе, правильно расставить приоритеты и сам в нужное время станет создавать условия для воспитания следующих поколений и реализации их способностей, знаний и навыков.
Но современная педагогика, сделав кульбит, заменила интересы общества даже не интересами ребенка (какому из них не хочется в будущем найти любимую и достойную работу, создать семью и воспитывать своих детей?), а его потребностями. Какие могут быть потребности, например, у школьника? На фоне достаточно сложного и утомительного процесса образования (передачи и усвоения знаний) потребность в отдыхе, развлечениях и общении совершенно очевидным образом перевешивают.
Но именно потребности сейчас поставлены превыше всего остального. Гуманизация образования зашла дальше, чем было необходимо. Из субъекта подчиненного в системе «учитель-ученик» дети перешли в субъект подчиняющий. Особенности организации учебно-образовательного процесса теперь диктуются именно ими и их потребностями. Это и называется «гуманизация». Педагог обязан учитывать индивидуальные особенности, пожелания, способности и неспособности, достоинства и недостатки ученика. А это должно давать стимул к индивидуальной адаптации учебного процесса и к так называемому индивидуальному подходу к этому процессу.
К чему это привело? Смена ролей в системе «учитель-ученик» (имеется ввиду не смена направления передачи информации, а смена главной и второстепенной ролей) привела к обесцениванию (инфляции) профессии учителя и преподавателя. Воспринимаемый в качестве обслуживающего персонала учитель, готовый в любой момент «провести коррекцию», угодить возникающим потребностям, вряд ли будет вызывать в учениках чувство уважения к работе педагога. Тот же самый механизм не дает большинству уважать работу уборщиц, медицинских сестер, работников заправок и даже продавцов-кассиров.
Педагог – скульптор человека. Ученики – его материал. Скульптор должен быть профессионалом, потому что после после того, как глина высохнет и обожжется в печи, ничего с нею уже не сделать. Глина должна быть глиной. Никакая глина не диктует скульптору, что из этого конкретного куска должно быть вылеплено. Педагог из множества кусков создает произведение искусства, образ будущего человека со всеми теми чертами, которые определят его. Что будет дальше? Дальше эта форма может быть наполнена чем угодно, но созданные скульптором черты и детали останутся навсегда. В этом состоит главная задача педагогики и только так ее можно решать.
До тех пор, пока педагог стоит над учениками, пока его роль остается ведущей, любой образовательный процесс непременно принесет свои богатые плоды. Стоит только ученикам стать выше учителя хотя бы на йоту, все идет прахом. Вот поэтому учитель всегда должен находиться вне досягаемости своих учеников, вне поля их потребностей. Цель педагога – формирование полезной обществу личности – не может быть обесценена и приведена к его, педагога, собственной полезности для учеников.
Но такое положение учителя – результат долгой и трудной работы, которую должно проводить постоянно и при общей поддержке самого этого общества, в котором предстоит работать учителю и жить его ученикам. Прежде всего – сами педагоги просто обязаны быть людьми высочайшей культуры, высочайших моральных и этических правил. Заметьте, высочайшая культура – вовсе не запрет вольного общения с учениками, сидения на столе во время урока... Педагог должен быть настолько искусным в общении со своими учениками, чтобы те принимали его в свой круг, считали своим, доверяли ему. Но в то же самое время он обязан выдерживать такую дистанцию, на которой для влияния учеников он будет совершенно недосягаемым. Ученики должны видеть в своем учителе образец, идеал человека, посвящающего себя сложной и тяжелой, деликатной работе. Чтобы быть таким, педагог должен так жить и не чувствовать противоречия между тем, что он передает ученикам и тем, что руководи им. Дети быстро раскроют такую ложь.
А что требуется педагогу, чтобы соответствовать таким высоким требованиям? Среда. Прежде всего, педагог сам должен находиться в такой среде, где его труд ценится и ставится высоко, выше, может быть, любого другого. Уместно будет вспомнить, что ошибки врача видны тут же, а ошибки педагога могут сказаться через многие годы. Но так высоко нужно ставить, конечно же, любой другой труд. Учителю просто необходимо чувствовать, что его работа, его труд служат общей цели, а результат будет оценен строго и справедливо. Вокруг учителя обязано существовать пространство высокой морали и духовности (не религиозной духовности, конечно), пространство, допускающее волевые поступки. Поэтому я не работаю в школе.
Профессия педагога перестала быть важной и уважаемой. Учитель превратился в обслуживающий персонал эгоиста ученика, которому теперь развязали руки и язык. Ученика, по сути даже еще не человека, не способного принять за себя важное решение, наделили такими же правами, что и взрослого, умудренного опытом. Ученик начал диктовать учителю правила, согласно которым его, ученика, должны учить. Разве собака диктует хозяину, когда и как она должна охранять дом? Ученик – не сформированное, бесформенное состояние будущего человека. Что может родить его мозг?
Но каждый родитель чванливо утверждает, что его дитя – прирожденный талант, одной ногой стоящий в городской ратуше Осло или на сцене Гранд-опера. Этот талант должен развиваться в условиях теплицы, которую необходимо создать везде. Нельзя травмировать нежные чувства ребенка, нельзя ущемить его самолюбие. Именно эти родители требуют от учителя едва ли не вытирать задницу их чадам после того, как они обосрутся у доски, забыв выучить урок и потратив время на игры, телевизор и еще черт знает – на что. Этому молокососу нельзя влепить двойку в дневник жирной красной ручкой, а рядом написать «переведен в класс коррекции». Нельзя потому, что эта двойка разрушит его нежный мозг и травмирует навсегда неокрепшую психику, которую не портят алкоголь и сигареты, кокс и прерывание беременности в седьмом классе, ночные дискотеки и компьютерные игры. Ничто из этого не может даже пошатнуть психику новорожденного моллюска, но двойка красным цветом в его дневнике навсегда уничтожит синаптические связи, превратив гения в пускающего слюни идиота. Педагог воистину является оружием массового и моментального психического поражения.
Педагог сейчас лишен всяких инструментов, которыми он и должен обрабатывать бесформенную глину, придавая ей черты шедевра. Образование превратилось в бесконечные игры, в показуху, цена которой – ломаный грош. Желая максимально облегчить учебный процесс, педагогика создала ярмарку с медведями и балалайками. Весело, красиво, легко. На выходе студенты высших учебных заведений, делающие в слове «хлеб» пять ошибок. Но каждый из этих моллюсков может указать учителю на его место обслуживающего персонала. «Вы обязаны учить меня!»
И дело вовсе не в деньгах. Мне нужно будет очень сильно полюбить свою работу, свою профессию. Это я могу. Но относиться к ученикам, к большинству из них так, как это большинство заслуживает, я не смогу. Это не совместимо с моими личными представлениями о высочайших идеалах в профессии учителя. Сажать цветы в дерьмо я не могу.